Существуют ли пределы познания?
Объяснение всего — даже в ограниченном смысле понимания всех
сторон взаимодействий и элементарных составляющих Вселенной — есть одна из
величайших задач, с которыми когда‑либо сталкивалась наука. И теория струн
впервые дает нам достаточно глубокий подход для решения этой задачи. Но сможем
ли мы когда‑нибудь понять все, на что способна теория, и, например, вычислить
массы кварков или константу связи электромагнитного взаимодействия, от точных
значений которых так много зависит во Вселенной? Как говорилось выше, на пути к
цели стоят многочисленные теоретические преграды; сегодня важнее всего
построить законченную формулировку теории струн/М‑теории, не опирающуюся на
теорию возмущений.
Но может ли случиться так, что даже при полном понимании
теории струн/М‑теории в рамках новой и более прозрачной формулировки квантовой
механики мы окажемся неспособными ответить на вопрос о вычислении масс частиц и
констант взаимодействия? Возможно ли, что вместо теоретических вычислений нам
опять придется прибегнуть к экспериментальным измерениям для определения этих
значений? И, более того, может ли так статься, что причиной этому будет не то,
что требуется еще более глубокая теория, а то, что объяснений этим наблюдаемым
свойствам реального мира не существует?
На все эти вопросы можно сразу ответить «да». Как в свое
время сказал Эйнштейн: «Наиболее необъяснимое во Вселенной — это то, что она
объяснима».
Удивление нашей способностью понимания Вселенной в целом
легко улетучивается в век быстрого и впечатляющего прогресса.
Возможно, однако, что существует предел познания. И
существование этого предела мы будем вынуждены признать после того, как
достигнем самого глубокого уровня понимания, который может предложить наука, а
некоторые черты Вселенной все же останутся необъясненными. Может быть, нам
придется принять, что определенные черты Вселенной таковы, каковы они есть,
лишь вследствие стечения обстоятельств, случая или божественного
предопределения. Успех научного подхода в прошлом дал нам смелость думать, что,
обладая достаточным количеством времени и прилагая достаточные усилия, мы
сможем раскрыть загадки природы. Однако столкновение с абсолютным пределом научных
объяснений, а не с техническим препятствием или с текущими границами
человеческого понимания, которые постепенно расширяются, будет шоком, к
которому опыт прошлого не может нас подготовить.
Несмотря на то, что эта проблема непосредственно относится к
поискам окончательной теории, разрешить ее мы все еще не в силах; на самом
деле, проблема предела научного познания (в приведенном выше широком смысле),
возможно, не будет разрешена никогда. Мы видели, например, что даже для
гипотезы мульти‑вселенной, ограничивающей, на первый взгляд, возможность
научного познания, существуют столь же гипотетические теории, в которых
возможность познания восстанавливается (по крайней мере, в принципе).
Один из основных вопросов, возникающих при таком анализе —
вопрос о роли космологии в установлении проявлений единой теории. Как мы
обсуждали, суперструнная космология — это молодая наука, даже по стандартам
молодой теории струн. Она, без сомнения, будет объектом пристального внимания
исследователей в течение ближайших лет и, вероятно, станет одной из наиболее
быстро развивающихся областей теории. По мере того, как мы продолжаем получать
новые сведения о свойствах теории струн/М‑теории, наша способность оценивать
космологические проявления этой впечатляющей попытки построения единой теории
станет даже сильнее. Возможно, конечно, что такие исследования однажды убедят
нас в том, что предел научному познанию действительно существует. Но возможно и
обратное: что они возвестят о новой эре, в которой фундаментальное объяснение
Вселенной будет, наконец, найдено.
|
