Теория струн как единая теория всего
Во времена Эйнштейна сильное и слабое взаимодействия были
еще неизвестны, однако его глубоко беспокоило существование даже двух различных
взаимодействий — гравитационного и электромагнитного. Эйнштейн не мог
примириться с тем, что природа устроена таким экстравагантным образом. Это
стало побудительной причиной тридцатилетнего исследования, посвященного поиску
так называемой единой теории поля, которая, как он надеялся, сможет
продемонстрировать, что два взаимодействия представляют собой на самом деле
проявления одного фундаментального принципа. Эти донкихотские поиски
изолировали Эйнштейна от основного направления развития физики, которое, по
вполне понятным причинам, было гораздо более озабочено разработкой новой
дисциплины — квантовой механики. В начале 1940‑х гг. он писал своему другу: «Я
стал одиноким старым чудаком, который известен главным образом тем, что не
носит носков, и которого выставляют как диковину по особым случаям».
Эйнштейн просто опередил свое время. Прошло более полувека,
и его мечта об универсальной теории стала Святым Граалем современной физики.
При этом значительная часть сообщества физиков и математиков все больше верит в
то, что теория струн может стать такой теорией. Основываясь на одном принципе —
что на самом микроскопическом уровне все состоит из комбинаций вибрирующих
волокон, — теория струн дает единый способ объяснения свойств всех
взаимодействий и всех видов материи.
Например, теория струн говорит, что все наблюдаемые свойства
элементарных частиц, приведенные в табл. 1.1 и 1.2, являются проявлением
различных типов колебаний струн. Петли в теории струн имеют резонансные
частоты, подобные резонансным частотам струн скрипки или пианино, на которых
они предпочитают колебаться, и которые наше ухо воспринимает как музыкальные
ноты и их более высокие гармоники. Но, как мы увидим далее, вместо того, чтобы
звучать на определенной музыкальной ноте, каждая из разрешенных мод колебаний
струны в теории струн проявляется в виде частицы, масса и заряды которой
определяются конкретным видом колебания. Электрон представляет собой один вид
колебания струны, и‑кварк — другой, и так далее. Вместо набора разрозненных
экспериментальных фактов свойства частиц в теории струн представляют собой
проявления одного и того же физического свойства: резонансных мод колебаний —
так сказать, музыки — фундаментальных петель струны. Та же идея применима и к
взаимодействиям, существующим в природе. Мы увидим, что частицы, переносящие
взаимодействия, также связаны с определенными модами колебания струны, и,
следовательно, все — вся материя и все взаимодействия — объединяются под одной
и той же рубрикой колебаний микроскопических струн — «нот», на которых могут
звучать струны.
Таким образом, впервые в истории физики у нас есть единая
теория, которая может объяснить все фундаментальные особенности, лежащие в
основе строения Вселенной. По этой причине теорию струн иногда описывают как
возможного кандидата на роль «теории всего сущего» (ТВС), или«завершающей» или
«окончательной» теории. Эти пышные эпитеты предназначены для того, чтобы
отразить глубочайший возможный уровень физической теории, лежащей в основе всех
остальных, теории, которая не требует и, более того, не допускает более
глубокой основы для объяснения. На практике многие специалисты по теории струн
используют более прагматический подход и трактуют ТВС в более узком смысле как
теорию, которая может объяснить свойства фундаментальных частиц и сил,
посредством которых эти частицы взаимодействуют между собой. Последовательный
сторонник редукционизма (Редукционизм представляет собой философскую концепцию,
согласно которой все высшие явления могут быть сведены к основополагающим
низшим явлениям. В разные эпохи редукционизм принимал разные формы, например, в
XVIII в. большую популярность имел механицизм, говоривший о возможности
сведения всех явлений к механическим. — Прим. перев.) мог бы заметить, что
это вовсе не является ограничением и что в принципе абсолютно все, начиная от Большого
взрыва и заканчивая нашими мыслями, может быть описано с использованием лежащих
в основе всего микроскопических физических процессов, в которых участвуют
фундаментальные компоненты материи. Редукционисты говорят: если вы знаете все о
компонентах, вы знаете все обо всем.
Философия редукционизма часто порождает ожесточенные дебаты.
Многие находят ее ограниченной и отказываются согласиться с тем, что все тайны
жизни и Вселенной являются простым отражением бесцельного танца
микроскопических частиц, полностью управляемого законами физики. Действительно
ли наши чувства радости, скорби и тоски всего лишь химические реакции между
молекулами и атомами мозга, или, если обратиться к более глубокому уровню,
между частицами, перечисленными в табл. 1.1, которые в действительности
представляют собой всего лишь колеблющиеся струны? В ответ на эту критику
нобелевский лауреат Стивен Вайнберг предостерегал в своей книге Мечты об
окончательной теории: «На другом конце спектра находятся оппоненты
редукционизма, которые пугают нас тем, что они называют бездушием современной
науки. В какой бы степени они и их мир ни были сведены к частицам или полям и
взаимодействию этих частиц и полей, они чувствуют себя униженными этим знанием…
Я не буду пытаться ответить на эту критику, живописуя красоты современной
науки. Мир, каким его видит редукционист, холоден и безлик. Мы должны принять
его таким, каков он есть, не потому, что он нравится нам, но потому, что это
способ существования мироздания».
Одни согласятся с такой суровой точкой зрения, другие будут
спорить.
Многие пытаются возражать, утверждая, что новые достижения,
такие как теория хаоса, говорят нам, что при увеличении сложности систем
начинают действовать новые законы. Понимание поведения электрона — это одно, а
использование этого знания для объяснения поведения торнадо — совсем другое. С
этим большинство согласно. Мнения расходятся по вопросу о том, действительно ли
разнообразные и часто неожиданные явления, которые происходят в более сложных,
чем отдельные частицы, системах, связаны с работой новых физических принципов.
Может быть принципы, определяющие поведение систем, имеют производный характер,
который зависит, хотя и чудовищно сложным образом, от физических принципов,
управляющих невообразимо большим числом элементарных компонентов? По моему
мнению, эти принципы не представляют новых и независимых законов физики. Хотя
объяснить свойства торнадо на языке физики электронов и кварков непросто, я
вижу здесь чисто вычислительные проблемы, а не признак того, что необходимы новые
физические законы. Впрочем, опять же, найдутся те, кто не согласится с этим
мнением.
Однако даже если кто‑то и принимает спорную аргументацию
убежденного редукциониста, принципы — это одно дело, а практика — совсем
другое. Именно это бесспорное утверждение будет очень важным для нашего
дальнейшего путешествия. Почти все согласятся, что создание ТВС никоим образом
не означает, что задачи психологии, биологии, геологии, химии или даже физики
будут решены или каким‑то образом классифицированы. Вселенная — такое сказочно
богатое и сложное место, что открытие окончательной теории, в том смысле,
который мы описываем здесь, не означает конца науки. Как раз наоборот, открытие
ТВС, окончательного объяснения Вселенной на ее самых малых масштабах, теории,
которая не нуждается в каком‑либо более глубоком объяснении, может дать
наиболее прочное основание для строительства нашего понимания мира. Ее открытие
будет означать начало, а не конец. Окончательная теория даст нам неколебимую
точку опоры, навсегда гарантирующую познаваемость Вселенной.
|
